top of page
Поиск

"Иудей" Ирина Федотова

Это не история и даже не случай. Это просто воспоминание, которое вот уже много лет волнует меня.

В начале восьмидесятых я лежал в больнице. В нашей палате был замечательный дядька. Его звали Роберт. У него была курчавая, седая шевелюра, широкая улыбка под густыми усами Ему было далеко за шестьдесят, но вел он себя как озорной мальчишка. При нем невозможно было быть хмурым. Он выводил из этого состояния любого и на раз. Роберт ребячился постоянно – вот только на кровати не прыгал - легко очаровывал молоденьких медсестер, помогал лежащим больным, рассказывал удивительные и очень смешные байки о своей работе. Работал он парикмахером. У него был густой, очень красивый баритон и непонятный акцент. Я был уверен, что он кавказец, но перебрав все известные мне кавказские национальности, так и не понял к какой и них принадлежал Роберт. Однажды, смеясь над очередной его шуткой, я спросил:

- А вы кто по национальности?

Что случилось с Робертом, я не могу понять до сих пор. Услышав мой вопрос, он сжался, его глаза погасли, он низко опустил голову и очень тихо произнес, - «еврей». Я немного растерялся и замешкался с ответом. В моем классе училось много евреев, но они были совершенно не похожи на Роберта. Он был иной. Он был необыкновенный.

Но сейчас Роберта подменили. Он стоял передо мной – пацаном - низко опустив голову, словно боялся смотреть в глаза и дрожал. Было ощущение, что он ждал удара. Я онемел.

Через некоторое время Роберт, не поднимая головы и ничего не говоря, развернулся и побрел к своей кровати. Лег, отвернулся к стенке и пролежал так много часов.

За те несколько дней, которые оставались Роберту до выписки, он почти не вставал с кровати. Стал вести себя очень тихо и избегал любых разговоров. Однажды ночью я услышал, как он плачет. Со мной он больше не общался.

Много лет я пытаюсь и не могу понять, что тогда произошло и странное чувство необъяснимой тревоги не покидает меня.

Прости меня Роберт. Прости меня, чудесный, светлый человек.



 
 

В пионерском лагере родительский день. Папы и мамы разобрали своих детей и расположились на еще влажной после прошедшего дождя траве футбольного поля. Взрезали арбузы, пили лимонад. Кормили своих чад всякой вкуснятиной. Было весело.

Боча наблюдал со стороны за этим праздником и завидовал. Видимо мама опоздала на электричку и приедет позже. Он крутился рядом с футбольным полем и то и дело поглядывал на дорогу со станции. Было обидно и скучно. Но когда Боча увидел Зою, все изменилось. У него созрел план. Он решил, что будет играть в Чингачгука. Во первых - у Бочи на ногах новые кеды, а всем известно, что кеды это почти настоящие индейские мокасины. Во вторых - он только что нашел отличное гусиное перо и уже сунул его в волосы. И в третьих - Зоя.

Зоя - молодая, бойкая корова сторожа пионерского лагеря, стояла в тени большого дерева и грызла какой то кустарник. Над ее спиной находилась мощная дубовая ветка. Вот по ней-то Боча и решил забраться и оседлать Зою. «Оседлать», не совсем верное слово. Ведь известно , что настоящие индейцы ездят без седел.

Когда Боча сел на корову, она только головой тряханула и продолжила щипать зелень. Он чувствовал ее теплые бока, гладил шкуру покрытую жесткими волосами. Дышал ее запахом. Слух у Бочи обострился, он слился с природой, он стал настоящим индейцем.

Любая игра требует развития. Если ты уж сел верхом, то скачи, а не стой на месте и Боча ударил Зою пятками по бокам. Зря он это сделал. Зоя испугалась и пустилась в галоп. Бедный, бедный Боча. Конечно, настоящий Чингачгук умел спрыгивать с лошади на полном скаку, но как он это делал, Боча не знал. Он подпрыгивал на жестком коровьем позвоночнике и изо всех сил держался, чтобы не упасть. Зоя сбавила скорость. Теперь она вышла на футбольное поле и бродила между отдыхающих. От нее отмахивались, но, удивительное дело – никто не обращал внимание на Бочу. Ну подумаешь - мальчик, ну пионер, ну с пером в волосах, ну верхом на корове – ерунда какая, дело то житейское. Попросить о помощи Боча не мог – не позволяла индейская гордость.

Зоя, тем временем прошла через все поле и направилась в сторону ворот. Ворота были деревянные, без сетки. Боча немного успокоился. Он представил, что это не футбольные ворота, а ворота в форт бледнолицых. Боча опять почувствовал себя индейцем и видимо великий Маниту его заметил, пришёл на помощь и просветил. Боча понял, как он слезет коровы. Он решил, что зацепиться за верхнюю перекладину, повиснет на ней и спрыгнет на землю.

Когда Зоя стала пересекать линию ворот, Боча выпрямился и потянулся к перекладине, но ужас – он не доставал до нее. Именно в этот момент, в морду Зои, прилетел неизвестно откуда взявшийся футбольный мяч. Она взбрыкнула и понеслась. Боча откинулся назад, сделал кувырок через спину и шлепнулся плашмя прямо в центр вратарской площадки. Это был восхитительный трюк. Гойко Митич, главный исполнитель роли Чингачгука, заплакал бы от зависти, увидев это.

Удар о землю смягчила грязная лужа и свежая коровья лепешка. Зато Боча остался цел и невредим. Он поднялся и увидел перед собой маму. Она Удивленно смотрела на Бочу, потом подняла глаза, посмотрела вдаль, потом по сторонам, опять на Бочу и спросила:

- Мальчик, ты моего сына не видел?

- Мама! Да это же…

Она расхохоталась.

- Идем на речку, мыться. И ты сам постираешь свою одежду. Есть будем только после этого.

- Но...

- Хао! Я все сказала.

 
 

"Кто прожил девяностые без боли, о жизни знает ровно, ни ..."


Девяностые. Сохранить жизнь и здоровье было непростым, но и не самым сложным делом. Труднее было сохранить совесть и хоть малейшие признаки человеческого достоинства. Не буду говорить, что справился с этим в полной мере, но я сопротивлялся. Мне есть чего стыдиться и о чем лучше молчать. Мне есть за что себя уважать.

Творившийся беспредел, не киношный термин, он про то, как мы выживали в это бесовское время.

Приведу только один пример. У меня было в аренде три коммерческих ларька в разных частях города. В одну из ночей "выставили" все, связав и избив продавцов. Один из ларьков вместе с товаром погрузили краном на самосвал и увезли. Слава Богу, единственный в котором не было ночного продавца. Меня обвинили в том, что это подстроил я сам и повезли убивать... Конечно били и жгли... Да, это было запугивание, но не имеет значение каков физический финал, если эмоционально ты его уже прожил.

Я знаю тех, чьи дела были многократно страшнее моих и кого не привезли обратно с очистных сооружений.

Бесконечное кидалово. Но одному швырку я обрадовался, когда неведомая и неизвестная сила ведущая меня, уберегла от еще большей беды:

Один негодяй вернул мне часть долга анашой. Не помню сколько килограммов, но это была плотно забитая отборной чуйкой спортивная сумка средних размеров. Я взял ее, только, чтобы больше никогда не видеть этого человека. Хранить траву в квартире было невозможно из-за сильного запаха - выбросил ее на лоджию. Лежала она там долго. Что с ней делать не знал. Покурить самому.- даже мысли не возникло. Я пробовал анашу в армии - неинтересно - сказки для бедных.

Вяло искал способ избавится от "товара", пустил слух, что ищу покупателя. Нашелся. Забили стрелку. Обговорили сделку. В результате кинули. Помню, что рассмеялся когда узнал об этом и вздохнул с облегчением. Еще помню как со стрелки пробирался через сугробы и благодарил неведомую силу.

Шпану, что меня кинула, вскоре посадили. За что, не знаю. Встретил одного из них через несколько лет - жалкий.

Вот такое кино, ребята!

 
 

gandelfer@gmail.com 2020 ArturKochkanyan

bottom of page